Гибель 31-го отдела - Страница 2


К оглавлению

2

— Ах, спешное…

Женщина нехотя встала и плавно, с хорошо заученной небрежностью прошествовала по коврику. Распахнув дверь, она выкрикнула:

— Вас спрашивает какой-то Иенсен!

У нее были красивые ноги и тонкая талия. А одета безвкусно.

Из дверей выглянула другая женщина. Чуть постарше, блондинка с правильными чертами и стерильной внешностью. Не обращая внимания на свою помощницу, она сказала:

— Прошу. Вас ожидают.

В угловой комнате было шесть окон, а под ней лежал город, безжизненный и ненатуральный, как на рельефной карте. День был ясный и холодный. Ослепительный солнечный свет не скрывал перспективы. Комната была выдержана в чистых и холодных тонах: стены, пластик на полу и мебель из стальных трубок — все очень светлое.

В одном из простенков стояла стеклянная витрина, где выстроились хромированные кубки, каждый на деревянной черной подставке с гравюрой венок из дубовых листьев. Сверху большинство из них было увенчано фигурами — то обнаженные стрелки из лука, то орлы с распростертыми крыльями.

На письменном столе помещался внутренний телефон, объемистая пепельница из нержавейки и костяная змея.

Сверху на витрине стоял настольный красно-белый флажок на металлическом стержне, а под столом — пара светло-желтых сандалий и пустая алюминиевая корзина для бумаг.

Посредине стола лежало письмо.

В комнате находились два человека.

Первый стоял у короткой стороны стола, опершись кончиками пальцев о полированную столешницу. На нем был отутюженный темный костюм, сшитые на заказ черные ботинки, белая сорочка и серебристо-серый шелковый галстук. Лицо гладкое и угодливое, волосы зачесаны, за массивными очками в роговой оправе — собачьей преданности взгляд. Иенсену часто доводилось видеть такие лица, особенно на экране телевизора.

Второй казался чуть помоложе, на нем были носки с желтой каемкой, поверх носков — подследники, светло-коричневые териленовые брюки и расстегнутая белая рубаха навыпуск. Этот подтащил к окну стул и стоял на коленях, уперши подбородок в ладони, а локти — в белый мраморный подоконник. Он был белокурый, синеглазый.

Иенсен предъявил свой служебный значок и шагнул к столу.

— Шеф издательства?

Мужчина в шелковом галстуке отрицательно помотал головой и отступил от стола, легкими поклонами и энергичными жестами указывая в сторону окна. Его улыбка как-то не соответствовала первому впечатлению.

Белокурый сполз со стула и неслышными шагами приблизился к Иенсену. Торопливо и энергично пожав руку Иенсену, он кивнул на письменный стол:

— Вот оно.

Конверт был белый, ничем не примечательный. На нем были наклеены три марки, а в нижнем левом углу — ярлычок “Срочное”. В конверте лежал лист бумаги, сложенный вчетверо. Как адрес, так и текст письма были склеены из отдельных букв, а буквы вырезаны из какой-то газеты. Бумага была чрезвычайно высокого качества, и формат ее казался не совсем обычным. Подняв письмо кончиками пальцев, Иенсен прочел:

...

“Чтобы отомстить за совершенное вами убийство в здание заложен мощный взрывной заряд с часовым механизмом ровно в четырнадцать часов двадцать третьего марта произойдет взрыв невинные не должны пострадать”.

— Она, разумеется, не в своем уме, — сказал блондин. Просто-напросто душевнобольная.

— Да, мы пришли к такому заключению, — сказал мужчина в галстуке.

— Или это попросту немыслимо глупая шутка, — сказал блондин. — И пошлая к тому же.

— Может быть, и так, вполне может быть, — поддержал мужчина в галстуке.

Блондин бросил на него равнодушный взгляд и сказал:

— Это наш директор. Первый директор издательства. — И после короткой паузы добавил: — Моя правая рука.

Лицо директора расплылось в улыбке, и он наклонил голову. Вероятно, это означало признательность, но может быть, он захотел спрятать лицо по каким-то другим соображениям. Ну, например, из скромности, почтения или самолюбия.

— У нас есть еще девяносто восемь директоров, — уточнил блондин.

Комиссар Иенсен взглянул на свои часы: 13.19.

— Насколько я понял, господин шеф, вы сказали “она”. Есть ли у вас основания предполагать, что отправительницей была женщина?

— Как правило, меня называют просто “издатель”, — сказал блондин. Он обогнул стол, сел в кресло и закинул на подлокотник правую ногу. — Оснований у нас вроде бы нет. Просто сказалось так. Ведь кто-то же составил это письмо.

— Вот именно, — сказал директор.

— Вопрос только — кто? — сказал блондин.

— Совершенно справедливо, — заключил директор. Улыбка сбежала с его лица, сменившись глубокомысленными складками на переносице.

Издатель закинул на подлокотник также и левую ногу.

Иенсен снова взглянул на часы: 13.21.

— Здание надо эвакуировать, — сказал он.

— Эвакуировать? Исключено. Нам пришлось бы тогда остановить все работы, и, может быть, часа на два. Вы понимаете, что это значит? Вы имеете хоть малейшее представление, во сколько это нам обойдется? — И, повернувшись вместе с креслом, блондин вызывающе посмотрел на того, кто был его правой рукой. Директор издательства с молниеносной быстротой распустил складки по всему лбу и, бормоча что-то себе под нос, начал быстро прикидывать на пальцах. Человек, который хотел, чтобы его называли издателем, окинул директора холодным взглядом и вернул кресло в исходное положение.

— Минимум семьсот пятьдесят тысяч. Вы понимаете? Три четверти миллиона. Как минимум. А может быть, в два раза больше.

Иенсен еще раз прочел письмо. Глянул на часы: 13.23.

Издатель продолжал:

2